"В смерти нет ничего красивого. Все мы одинаково уродливы без души…" Я думаю об этом, когда мы с Дмитрием Александровичем спускаемся в морг. "Там сейчас аврала никакого не увидите", – говорит мой собеседник, но работа продолжается, хотя время близится к обеду. "Понедельник, как у многих, день тяжелый", – объясняет Дмитрий Александрович, а я присматриваюсь, принюхиваюсь – не доводилось раньше видеть морг изнутри.

Дмитрий Александрович Карпов – заместитель начальника Бюро судебно-медицинской экспертизы по Тюменской области и врач-танаталог. Он говорит, что тюменский морг "не такой, как в основном описывают это место". А описывают то, что есть. Практически в любом другом городе, если вы пойдете в морг, сразу ощутите… специфический запах... В Тюмени такого не встретишь – факт.

Морг – это только начало

"Наше бюро относится к категории медицинских учреждений особого типа, так как работа сопровождается контактом с различными вредными биологическими и химическими факторами, – говорит Дмитрий Александрович уже после экскурсии по пятиэтажному зданию Бюро судебно-медицинской экспертизы. – Мы работаем с 8:30 до 15:00 – шестичасовой рабочий день с обеденным перерывом. В бюро налажена система вентиляции и кондиционирования, в каждом кабинете раковины с бесконтактными дозаторами моющих и дезинфицирующих средств. Сотрудники могут обработать руки на любом этапе работы с экспертным материалом. Но так или иначе у нас происходит контакт с "нехорошими вещами". Особенно, если говорить о морге. (Поэтому морг стал окончанием экскурсии, а не ее началом, ведь сюда нередко поступают на судебно-медицинскую экспертизу тела людей, болевших при жизни самыми разными заболеваниями, например, туберкулезом – прим.автора)

Вот и работаем мы как бы вслепую. Информация о только что поступившем на вскрытие обычно самая скудная: обнаружен мертвым по такому-то адресу, внешних признаков повреждений нет... А кто он? Что с ним, почему? Об этом, как правило, известно крайне мало. Поэтому у нас предусмотрены строгие санитарно-гигиенические требования к условиям труда. Для тех, кто работает с биологическим материалом и другими вещественными доказательствами, предусмотрен и льготный стаж, и сокращенный рабочий день, и увеличенный отпуск – это реально необходимая компенсация.

Во всех отделениях бюро помещения условно, но вполне четко разделены на "грязные" и "чистые" зоны. Морг в этом плане не исключение. Перед работой в "грязной" зоне рано утром на "чистой" половине короткая планерка, раздаются задания, и все расходятся по своим делам. Работа в секционном зале в специальных хирургических костюмах бордового цвета. По окончании вскрытий для лабораторных исследований набирается материал в контейнеры – для судебно-химического отделения, биологов, криминалистов, а сами эксперты, переодевшись в другую спецодежду, в "чистой зоне" продолжают работу с документами. Морг – это только начало (начало работ – прим. автора), на этом далеко ничего не заканчивается".

Вы попали в историю!

"Вы попали в Историю!" – шутит Дмитрий Александрович над подчиненной, пока я фотографию коридор судебно-химического отделения, расположенного на 4 этаже. Мы проходим мимо ионизатора воздуха, который, по словам Дмитрия Александровича, работает четко по графику (такие в бюро повсюду) и обеззараживает воздух.

"По уровню оснащения мы среди крупнейших городов страны (Москва, Санкт-Петербург). Но по логистике, специализации и функциональности площадей – впереди, по некоторым видам оборудования тоже. Благодаря системному подходу администрации Тюменской области к развитию социальной сферы, во всех отраслях медицины год от года происходят ощутимые изменения. Судебно-медицинская экспертиза не стала исключением. С 2014 года этот раздел медицины не просто поменялся, а – без пафоса – вышел на мировой уровень.

К нам приезжают главные эксперты из федеральных округов. И эти опытные специалисты откровенно говорят, что такое количество новейших технологий и оборудования в одном месте – большая редкость. Такого они не видели ни в Австрии, ни в Канаде…  Аналогичный проект был реализован в конце 2015 года во Владивостоке, но он в два раза уступает по масштабу. Отрадно, что администрация области активно продвигает внедрение инновационных технологий в медицине. Причем, не только в той, которая лечит, но и которая работает с "остальными материалами".

Кстати, в новом здании на улице Юрия Семовских, 14 царит атмосфера удивительной чистоты. Так и не скажешь, что находишься в Бюро судебно-медицинской экспертизы.

"В нашей специальности очень высокие требования к чистоте, потому администрация постоянно уделяет этому самое серьезное внимание, – объясняет Дмитрий Карпов. – И мы стараемся держать эту марку – три с половиной года прошло, а как будто только заехали. Это, конечно, результат больших усилий администрации и всего коллектива бюро, наряду с регулярным независимым санитарно-эпидемиологическим контролем. Важность контрольных функций трудно переоценить. Это как детей заставить мыть руки перед едой: им проще подбежать, что-то схватить и дальше убежать играть. Вот примерно такую же психологию небрежного отношения к себе можно наблюдать иногда у взрослых. Но у нас все строго: кушать только в одном месте, работать – в другом. И никак иначе".

К слову сказать, здание было построено по индивидуальному проекту – с учетом отечественных традиций и зарубежного опыта. 

"Вот раньше по старому адресу здание было моноблочное. На первом этаже располагался морг, на остальных – лаборатории. И вентиляционные трубы по зданию всю эту заразу из морга разносили. Туберкулезом болели даже сотрудники бухгалтерии. Но теперь морг построен отдельно, и к нему ведет теплый переход.

Все помещения в здании (всего пять этажей) не адаптированы, как обычно, под задачи определенного лабораторного подразделения, а изначально спланированы с учетом специфики конкретных видов исследований. Что касается морга, у нас такие же модульные секционные холодильные камеры, как в зарубежных фильмах показывают. Все тела находятся в индивидуальных ячейках. Можете быть спокойны – с этим все в порядке. Количество мест в холодильных камерах более чем достаточно для того, чтобы часть из них после санитарной обработки находилась в резерве. Плановая смена работающего оборудования необходима, как одна из действенных мер по предупреждению распространения возможных инфекций.

Кстати, о фильмах…

Рассказываю Дмитрию Александровичу о моей подруге, выпускнице медицинского университета, которая постоянно смеется над актерами, играющими медперсонал в фильмах.

"Ну, и артистам, и сценаристам кажется, что все нормально, – улыбается специалист. – Они в коридоре больницы посидят в халате месяц и начинают думать, что уже готовы заменить врача или лаборанта на полную катушку. Всех вылечат, всех перевяжут, всех спасут! Но это не так.

Насчет юмора сразу скажу: в нашей специальности ничего смешного нет. Поэтому коллеги между собой по профессии не шутят, потому что это нехорошо, и все это прекрасно понимают. Мы, конечно, как и все живые люди, любим юмор, но, чтобы шутки были общечеловеческие. Мы можем "приколоться" от хорошего настроения – по вайберу что-нибудь прислать, например. Но по профессии шутить – такого нет.

А вот шутки в фильмах, если они тем более относятся к судебной медицине, из разряда черного юмора. Это из той же категории, что и фильмы ужасов. Я могу вам рассказать про сериалы, где изображают судебно-медицинских экспертов. Например, этот пресловутый сериал про ФЭС – "След". Одним словом, фэнтези.

Какая-то "экспертная служба" выезжает на место происшествия, и сама собирает вещественные доказательства, опрашивает подозреваемых, куда-то их увозит. Потом хоп! –нажмут на кнопку, и на мониторе тут же выскакивает 100-процентное совпадение! Это сказки… Изъятием вещественных доказательств занимается следствие. Эксперты изучают. Никаких мгновенных показаний нет. Многие исследования требуют тщательной подготовки, определения искомого вещества и его анализа. Работа в сложных случаях растягивается на многие дни и даже недели. Сложные вещества долго разрабатываются, и также непросто их обнаружить и доказать. Бывает, аппаратура в автоматическом режиме сутками напролет работает. В сериалах, вспомните, все наоборот. В небольшой комнате сидят разные эксперты, работают, моют здесь же, трясут вещественными доказательствами без особых средств защиты. Ну, это нонсенс. Никаких "лишних" людей рядом быть не должно. А тут "фурии" в распахнутых халатах с новыми разгадками в кадр залетают… Я это называю фэнтези, которое с реальностью ничего общего не имеет.

О чем молчат кости

За час до этого разговора Дмитрий Александрович приводит меня в медико-криминалистическое отделение. Двое сотрудников в белых халатах открывают двери так называемого архива, где вдоль стен на металлических полках стоят коробки с образцами поврежденных биологических тканей. Это тоже вещественные доказательства.

"Откуда на дорогу выбежал пешеход – обо всем этом рассказывают кости, – говорит Василий Годованец, заведующий этим отделением. – Машина переехала его, либо стукнула, и он отлетел в сторону, упал – это все по переломам костей можно установить. Для этого поврежденные ткани с ранами, ссадинами, переломами из морга поступают к нам, и после специальной обработки подвергаются детальному инструментальному исследованию".

Мы рассматриваем уже обработанные кость и хрящи гортани человека, погибшего в результате повешения. Криминалисты объясняют, чем отличается механизм "поломки" хрящей в петле или от удушения руками. А после показывают другой случай – лопатку человека, получившего колото-резаное повреждение. "Удар нанесли в спину", – объясняет специалист. Здесь же хранятся и вещдоки, которые следователи с места происшествия направляют в Бюро. Это с потерпевших – с трупов или с живых людей. И орудия, которыми – предположительно – были нанесены повреждения.

Знакомство с лабораторией продолжается, и мы заходим в помещение, где в ультразвуковом устройстве обрабатываются костные препараты. Их потом можно подвергать генетической экспертизе.  А мгновениями позже Дмитрий Александрович показывает малогабаритную цифровую рентгеновскую установку, говорит, что такие аппараты производятся для больниц, поликлиник, но и для решения задач медицинской криминалистики подходит. Например, если есть огнестрельные раны – частички металла в коже застревают, их даже микроскоп не увидит, а рентген – он просвечивает, и все видно (как звездное небо).

"На месте обнаружения этого трупа было большое количество острых предметов. Надо установить, каким из них было нанесено смертельное ранение, – продолжает рассказывать специалист. – Пока мы исследуем раны, следователь выносит постановление об идентификации предполагаемого орудия убийства. Это может быть нож или несколько ножей. Зачастую бывает так, что следователь не может разобраться на месте или у него нет объективных данных. Все ножи, которые найдены на месте происшествия, поступают к нам, и надо выбрать".

В качестве ещё одного примера приводит случай с установлением личности пропавшего без вести несколько лет назад иностранца. На территории тюменского региона нашли череп, и совместно с коллегами другого государства уточнили по медицинским данным военкомата, что это и есть пропавший гражданин. Правда, криминалисты из осторожности избегают категоричных формулировок в выводах, предпочитают говорить "вероятно", "возможно". Наверняка утверждать могут только генетики.

Когда мы покидаем "этаж криминалистов", Дмитрий Александрович говорит, что не в первый раз дает интервью, и экскурсию по бюро он проводит не потому, что вдруг стало скучно, а чтобы "сбросить обывательские заскорузлые представления и штампы" (сегодня с меня – прим.автора). Кстати, на всю Тюменскую область приходится три медицинских криминалиста. И Дмитрий Александрович считает, что это хоть и немного, но вполне достаточно. На всю нашу многомиллионную страну судебно-медицинских экспертов насчитывается всего несколько тысяч...

Как установить личность погибшего?

Бывает, что в морг поступает не целое тело, а только части. Бывает, совсем маленькие частички. Либо тело сильно обгорело при пожаре и не узнать, кто это – мужчина или женщина. По оставшимся костям и тканям проводится работа по идентификации личности. Личность неизвестного устанавливается медико-криминалистическими и, конечно же, молекулярно-генетическими исследованиями. За генетикой большое будущее. Но об этом подробнее в другой раз, отдельная тема для обстоятельного разговора.

"В большинстве регионов России работает по одному-два генетика. У нас фактически отделение внутри отделения: в Бюро судебно-медицинской экспертизы Тюменской области среди 18 биологов трудится семь генетиков. Это на уровне столичных городов. Да, это очень важно, – говорит Дмитрий Карпов. – У нас оборудование последнего поколения, так что мы в состоянии провести необходимые исследования. Так же в другой лаборатории есть анализаторы биохимических показателей крови, которых в России в судебной медицине больше нигде нет, даже в Москве. Подобные анализаторы зарубежного производства применяются в клиниках. Дорого стоят. А ещё в морге есть даже свой рентген-кабинет, где на стол укладывают тело умершего для исследования перед вскрытием. 

Сейчас, как заверяет танатолог, если произошло ДТП, человек выпал из окна, получил огнестрельное ранение, т.е. есть переломы костей скелета, осколки снарядов где-то – прежде чем вскрывать, делается цифровая рентген-съемка. Получается без единого разреза, эксперты могут увидеть, какие кости сломаны, где дробь или пуля. Все это улучшает диагностику и существенно сокращает время исследования.

Патологоанатом и танатолог – не одно и то же?

"Патологоанатомы – это специалисты службы, которая занимается диагностикой заболеваний или подтверждением установленного диагноза, исследуя биопсийный или трупный материал. Если человек при жизни страдал, известно каким заболеванием, долго болел и умер, то в таких случаях вскрытие может вообще не проводиться, когда уже воооот такая история болезни (показывает жестами). Результаты прижизненного или посмертного исследования организма человека патологоанатомом являются определяющими в установлении причины смерти, – говорит Дмитрий Карпов. – А вот когда причина смерти неизвестна, больной находился в стационаре менее суток, либо на теле имеются травмы, правоохранительные органы выносят постановление и тело автоматически направляется на судебно-медицинскую экспертизу.

Мы, танатологи, не имеем права не вскрыть. Если патологоанатом может посмотреть медкарту, изучить соответствующие органы, например, и так понять, отчего умер пациент, то в нашей сфере этот фокус не пройдет. Обязательно оформляется подробное заключение эксперта, за достоверность которого он несет повышенную ответственность, вплоть до уголовной. 

В целом, мы работаем для органов дознания, предварительного следствия и для судей. А патологоанатом – для лечебных учреждений. У патологоанатомов свои нюансы, но задача танатологов – понять, отчего умер человек (сам или "помогли"). Еще мы разбираемся, например, вот этой ли конкретно трубой или камнем его стукнули, из этого ли ружья застрелился, тем ли ножом зарезали…"

Можно ли увидеть блог о работе судмедэксперта?

"Дефицита общения у меня нет. Если другие эксперты могут у себя в кабинете просидеть, произнеся три слова за рабочий день, то у меня иначе, – рассказывает Дмитрий Карпов. – Кроме этого, я уже 18 лет преподаю на кафедре – в ТюмГМУ занимаюсь обучением ординаторов и переподготовкой экспертов на кафедра судебной медицины и патологической анатомии.

Это, знаете, такое "штучное" производство. Бывает, в ординатуре учатся по три или пять выпускников ВУЗов. Их изначально мало – берем ровно столько, сколько планируем взять к себе на работу (либо расширение кадрового состава, либо на замену). Кто-то уходит на пенсию, кто-то уезжает. По-разному. Хотя от нас по своей воле редко кто уходит – мы настолько в свою специальность погружаемся, что будто становимся "крепостными".

Я в этой профессии уже 28 лет, и большую часть времени занимался медицинской криминалистикой. Когда защитил диссертацию, меня позвали на кафедру в медицинский университет. Кроме живого общения, у нас есть возможность публиковать статьи в журналах, выступать на конференциях. И у нас есть два судебно-медицинских сайта, где можно с коллегами по профессии пообщаться. А вот соцсети как таковые не люблю – они меня не прельщают, потому что требуют много времени.

Считаю, что нынешнее блогерство – современная интерпретация личных дневниковых записей, которые раньше делали люди, у которых в этом была личная потребность. Можно сделать вывод, что у людей есть определенный дефицит общения: они где-то далеко, и о них никто не знает, а им хочется популярности. А лайки – это такой способ получить удовлетворение: "Вау! У меня столько тысяч подписчиков, меня столько посмотрели, я – звезда!" На самом деле Вас никто по настоящему не знает, это лишь вариант самообмана.

И не секрет, что сейчас многие пытаются заниматься блогерством, глядя на успешных людей, которые фактически "торчат" круглые сутки в сети. Они зарабатывают кучу денег. И вот это людей очень соблазняет. Как? "Он яму не копает, грузовики не водит, молотом не стучит! Поспал, кофе попил, а потом перед вэбкой что-то там говорит-говорит, улыбается, хохочет, и куча денег на него валится. А я чем хуже?" Но не всем дано.

Блогерство и работа в бюро судебно-медицинской экспертизы – вещи не совместимые. У нас профессия закрытая, не любит суеты. Кроме того, мы несем серьёзную ответственность за неразглашение данных. И если мы будем себя пиарить (какой я крутой специалист, я умею так, я вот того выследил, я вот это доказал). Мало того, что меня будут все знать, все будут знать еще и то, что сделать для уклонения от ответственности за содеянное. Преступники будут прятаться. А зачем мне делать рекламу всем нашим профессиональным ходам? Мы так за преступностью никогда не угонимся...

Счастье и жизнь танатолога

"Я вырос в медицинской семье. Родители, дяди, тети – медики. Поэтому у меня не было сомнений – летчиком стать или шофером. Стал танатологом. Двоюродный брат – в медицине. Родной брат и его жена, моя жена – в медицине. Дети уже наши – в медицине. 

Философски постараюсь коротко ответить, что для меня жизнь и что для меня счастье. Чем-то близко к фразе из старого советского фильма. Счастье – это когда тебя понимают. Герой "Доживем до понедельника" сочинение писал, помните? Я не к тому, что такой же, как он. Просто счастье – это именно когда тебя понимают, и ты понимаешь окружающих. И в семье, и на работе. 

Жизнь – это когда каждое утро ты просыпаешься, и знаешь, что у тебя весь день занят. Не просто, ну, сейчас ТВ посмотрю, потом полежу на правом боку, потом на левом. Это не жизнь – растительное существование.

Нужно задумываться: успею ли я это сделать сегодня? Жизнь – это напряжение, востребованность. Тогда человек погружается в работу, не следит за временем, не помнит про свои болезни. И ещё, дело тут даже не в материальном достатке, а в том, что работа нравится – динамичная, продуктивная. Вы что-то производите, это нужно окружающим, тогда есть смысл жить.

Напомним, ранее журналист Tumix.ru побеседовал в Евгением Родяшиным, главврачом Областной клинической психиатрической больницы и выяснил, почему "наполеоны" и "гитлеры" больше не пытаются захватить мир, а Винзили – рудимент, который остался в прошлом. Поговорили о современных методах лечения психически нездоровых людей и узнали, почему даже обостренное психическое заболевание теперь не столь зрелищно, как раньше.