ПИСЬМО ВДОГОНКУ
«Здравствуй, мой милый! Родной мой, ты не даже не представляешь, как я по тебе соскучилась, хотя прошло всего два дня с момента твоего отъезда. Просто я давно привыкла, что ты всегда рядом, что я могу тебя увидеть, когда только захочу, могу прижаться к тебе, погладить тебя по голове. А теперь мне этого очень не хватает. Прошлой ночью проснулась, привычно потянулась обнять тебя, но рука нащупала холодную пустоту, и только тогда вспомнила, что ты уехал. И слёзы сами собой ручьём потекли из моих глаз. К тому же я очень волнуюсь, как ты добрался. Не случилось ли что с тобой в дороге, ведь, сознайся, мой хороший, был очень пьяным, когда я провожала тебя на поезд. А ты в таком виде бываешь неуравновешенный и запросто мог к кому-нибудь придраться по мелочам. Хоть мы с тобой и не договаривались, что ты сразу же по приезде домой отправишь мне телеграмму, но я была уверена, что ты сам догадаешься это сделать, зная, как я тебя люблю и волнуюсь за тебя.
- Да погоди ты, - выпрямился на стуле Стас. – Не торопись ты так, я же не успеваю. Дай хоть пальцы немного размять. Скукожило совсем, пока каждую буковку аккуратненько выводишь.
- Ты действительно не торопись, смотри, чтобы почерк был досконально на женский похож. А то сразу липу заподозрят, - назидательно сказал Жэка, поправил очки и задумался.
Утром они проводили своего армейского друга Боцмана в отпуск. Он отслужил почти полгода, как жена родила ему сына. Фото пухлого, как сам Боцман, ребёнка ему присылали в каждом письме. Радовалась первенцу жена, в восторге от внука были родители. И вот командир смилостивился, и за оформление обновлённого плаца и стендов в коридорах штаба выписал художнику десять суток отпуска. Без дорог. Хотя и ехать парню было всего ничего. Не находись их часть в пограничной зоне, родные могли бы и сами без проблем навестить служивого, но в закрытый гарнизон одного из многочисленных заливов- шхер Кольского полуострова, где шла реконструкция базы подводных лодок, гражданским въезд был строго запрещён.
Уезжая в отпуск, Боцман со смехом хвастался друзьям, что теперь командир не увидит его целый месяц, потому что его батя занимает в городе хорошую должность, дружит с военкомом и главным врачом одной из больниц, так что те без проблем продлят ему отпуск по семейному положению и по болезни. С таким настроением Боцман и отправился домой, к жене, сыну и родителям. Ну, а ребята в этот же вечер от нечего делать сели писать ему вдогонку письмо от имени воображаемой возлюбленной, чтобы повеселить друга, когда это послание дойдёт до адресата.
– Марат, ты у нас десятками письма от девчонок получаешь, что они там обычно ещё такого пишут, чтобы за душу трогало?
- Да фигню всякую пишут. Про подружек, кто что сказал, кто куда съездил, кто шубу новую купил, кто с парнем поссорился. Короче, ничего интересного. Так всякие бытовые новости.
- Ладно, не будем много писать, давай закругляться. Пиши: «У нас тут ничего нового. Всё хорошо, поэтому писать о серых буднях вроде бы и нечего. Ребята передают тебе огромный привет. С нетерпением жду твоего возвращения! Люблю тебя, мой хороший! Тысячу раз целую! Твоя Маруся».
- Пацаны, может, имя другое придумаем? А то как-то уж больно обыденно – Маруся. Давай лучше что-нибудь типа Изабелла, Эсмеральда, Изольда, - предложил Стас, написав слово «целую».
- Ну, ты тоже сказанёшь! – возразил Марат. – Изабелла – это сорт винограда и вино. Сразу про прикол подумают. Эсмеральда, Изольда… Нет, Стас, сразу видно, что ты до армии с проститутками тесно общался. Это они по паспорту таньки, маньки да маруськи, а для имиджа имена всех древнегреческих богинь понабирали.
- Вообще-то Эсмеральда — незаконнорожденная дочь проститутки-француженки, - поправил Жэка. - Она в романе Виктора Гюго «Собор Парижской богоматери» описана, как воплощение целомудрия, красоты, добра и сострадания. Там ещё был Квазимодо, про которого говорят куда больше и вспоминают куда чаще. Квазимодо - это отвратительный уродец, он был звонарём в соборе Парижской богоматери и влюбился в Эсмеральду. А имя Изольда вообще из рыцарского романа двенадцатого века. Было такое произведение «Тристан и Изольда». Мотивом к нему послужила скандинавская сага, записанная в самом начале двенадцатого века. Потом на свой лад её переиначивали во многих странах Европы. Знаменитый Рихард Вагнер написал оперу, а недавно американцы с англичанами сняли фильм. Но я не успел его посмотреть, в армию забрали. Но уж если вам не нравится Маруся, пусть будет Олеся. Так лучше?
- Во! Самое то! – принял Стас новое имя и старательно вывел его на листке школьной тетради в клеточку. – А на конверте в адресе отправителя какую фамилию напишем?
- Поскольку Олеся имя больше к украинскому подходит, давай напишем Шевченко. В честь знаменитого писателя. Пусть похихикают.
- Нет, вот нафига ты такой начитанный стройбату нужен? Там в вашем военкомате что, вообще некому было идти служить, что они такого ботаника-очкарика в строй поставили и лопатой вооружили? Преподавал бы ты сейчас в школе литературу, а не пудрил нам тут мозги.
- Меня вообще-то в аспирантуре оставляли, - вздохнул Жэка. – Да ничего! Успею ещё и аспирантуру закончить, и диссертацию защитить.
- А ты вообще-то парень не промах! Там у вас наверно одни девчонки учатся? - с нескрываемой завистью спросил Марат.
- Нет, ребята тоже есть, но мало.
- Слушай, а может мне тоже в ваш университет поступить после армии? А чо? Я ведь способный, только дурака много валял. А захочу, запросто наверстаю. И ты за этот год поможешь. Представляешь, как классно! Сижу я весь такой крутой за партой, а вокруг одни тёлки. Ух, я бы оттянулся по полной. Наверстал бы эти упущенные два года службы! Нет, пацаны, а вот почему так: на десятки километров голые сопки, ни одной живой души, бабы в глаза целый год кроме как по телику не видел, а во сне каждую ночь тёлки снятся.
- Наверное потому, что сопки голые, а ты про девчонок думаешь много. Вот вкалывал бы вместе со всеми в штольне, а не в каптёрке сидел, так может и сны бы другие снились, - подметил Стас.
- Да ну тебя! Тут только помечтать и можно, а ты, изверг, хочешь, чтобы у меня и на мечты сил не оставалось.
- Ладно, ребята, давайте сразу и второе письмо напишем. Послезавтра следом за первым отправим. Вот смеху-то будет!
Жэка поправил очки, на минуту задумался и повернулся к Стасу:
- Бери второй листок. Пиши.
И начал диктовать: «Здравствуй, мой миленький! До чего же мне без тебя одиноко! Я каждый день с раннего утра начинаю ждать, когда приедет из гарнизона Стас и привезёт почту. И всё надеюсь, что уж на этот раз обязательно будет от тебя телеграмма, что у тебя всё хорошо, что ты меня помнишь и любишь и тоже очень по мне скучаешь. Мне без тебя так плохо!» Восклицательный знак поставь. Нет, лучше сразу три восклицательных. Так будет убедительнее. Поставил? Пиши дальше. «Мне наверное было бы легче, если не эти приколы ребят. Они говорят, что у тебя есть жена и есть ребёнок. Неужели это правда? Милый, я не верю, что ты столько времени меня обманываешь. А может это правда, что ты женат? Но почему ты в таком случае мне ни слова об этом не сказал? Ведь даже если у тебя есть семья, я бы не стала тебя любить меньше, потому что ты – это вся моя жизнь! Я не представляю, как бы я жила, если бы не встретила тебя, и если бы тебя не было рядом! Родной мой, ну скажи, что это не правда! Напиши, что ты поехал действительно к маме с папой, а не к жене с ребёнком. Мне будет намного легче, когда я буду знать правду. Даже если у тебя действительно есть семья, я не стану тебя любить меньше, потому что ты – моё солнце, мой свет, моя судьба.
Я пыталась узнать про твоё семейное положение в штабе, но Женя говорит, что не имеет права раскрывать содержание личных дел военнослужащих, и что вообще ключ от сейфа, в котором хранятся личные дела, начальник штаба ему не доверяет, потому что это военная тайна и в случае её разглашения, его разжалуют и посадят. А он хочет спокойно дослужиться до полковника, выйти на пенсию и переехать с Севера куда-нибудь поближе к Чёрному морю.
Милый, с огромным нетерпением жду от тебя телеграмму, потому что письма идут долго. Целую тебя, мой и только мой, роднулечка, миллион раз! Навсегда твоя и только твоя Олеся».
- Есть, - отрапортовал Стас. – Вот бы ещё фотку вложить для убедительности.
- Хорошо бы, - согласился Жэка. - А где её взять?
- У Марата наверняка целая куча.
Ребята посмотрели на сообщника.
- Да у меня вообще-то вроде все подписаны, но сейчас посмотрю, может что и найду.
Марат открыл спрятанную за ровным рядом солдатских шинелей тумбочку с личными вещами, вытащил большую картонную коробку из-под обуви, в которой хранил письма, фотографии и всякую ерунду, и стал перебирать десятки фотографий с портретами миловидных девушек. От нечего делать он вёл переписку с добрым десятком девчонок, и каждая из них присылала ему свои снимки. На некоторых знакомые и заочницы были в полный рост, на других красовалось милое личико, на третьих девушки были в окружении своих подруг.
- Ну, вот на этой нет подписи.
Марат положил на стол фотографию симпатичной брюнетки.
- Вот это то, что надо! – заулыбался Жэка. – Стас, пиши на обороте: «Милому моему Боцману! Любовь на веки! Целую, целую, целую…» Поставь многоточие, чтобы было понятно, что поцелуи эти бесконечны.
Через два дня следом за первым отправилось Боцману и это письмо с вложенной в него фотографией красотки.
* * *
Вместо месяца, как планировал при отъезде, Боцман был в отпуске меньше двадцати дней, хотя и военком, и главврач действительно продлили ему по болезни и по семейным обстоятельствам пребывание среди родных. Приехав вечером в часть на попутной машине, он сразу прошёл в каптёрку, где и застал всю троицу друзей. Они радостно вскочили и кинулись обнимать отпускника, но он швырнул спортивную сумку в угол и зло произнёс:
- Козлы вонючие, блин! Уроды, блин! Негодяи, блин! Убить паразитов мало, блин, морды расквасить…
Поток ругани, среди которой преобладала ненормативная лексика, иссяк не меньше, чем через пять минут. А когда Боцман перебесился, ребята в один голос, будто после многочасовых репетиций, спросили:
- Ты чо?
- Чо, чо? Козлы, блин, кто письма писал? Не вы что ли? У меня там дело чуть не до развода дошло.
- Там мы же пошутить хотели, - начал оправдываться Жэка, которому и пришла в голову безобидная, на его взгляд, шутка – отправить другу письмо от имени девушки. Не учли они только того, что жена и родители друга не могли знать о суровом пропускном режиме, не допускающем в расположение части гражданских лиц. И уж тем более – проживание их вместе с военными. Только старшие офицеры да и то по командировочным удостоверениям выезжали в Североморск или Мурманск, лейтенанты с капитанами жили в общежитии, а семьи у всех находились в Центральной России, где дислоцировалась часть до переподчинения её Северному флоту. Но родные Боцмана этого знать не могли, и когда после получения первого письма он пытался объяснить истинное положение, ему почти не верили, а после второго, с фотографией, если ещё и были сомнения в верности жене, они безоговорочно уступили место твёрдой уверенности, что парень нашёл себе красотку, которая от него без ума. А это значит, что после службы он или останется там с ней, или привезёт из армии домой новую жену.
А тут ещё подлила масла в огонь соседка.
Боцман на момент получения второго письма уехал в деревню навестить бабушку, которая тоже истомилась в ожидании любимого внука. Уехал с ночлегом, а вечером на беду соседка зашла, увидела на столе письмо:
- Ой, хорошо живёте, письма получаете.
- Да это Лёхе друзья из армии пишут. Говорит, разыгрывают. Вон позавчера тоже пришло.
Подала подружке листок, исписанный ровным женским почерком.
Соседка внимательно прочитала текст, потом, не выпуская листок из руки, посмотрела на жену Боцмана:
- И ты веришь, что это друзья написали? Ты глаза-то открой шире! Не видишь что ли, что почерк женский?
Откуда ей было знать, что Стас большой мастер подделывать любую писанину. Но речь не о Стасе, а о письме.
- Ты что, не помнишь, сколько у него девчонок было, пока он не женился на тебе? Они же ему на шею вешались! Думаешь, он после свадьбы остепенился? Ой, подружка! И хотелось бы верить, да ведь кобели они все. Никому веры нет! Нет, я, конечно, на твоём месте тоже бы хотела благоверному своему верить. Так жить легче, только… А давай это письмо тоже вскроем.
- Неудобно как-то, ведь оно же Лёше написано.
- Ни фига себе! Неудобно ей! А той шлюшке удобно женатому мужику письма домой писать?
Взяла со стола конверт, аккуратно оторвала узенькую полоску, чтобы не повредить содержимое, вытащила сложенный вчетверо листок. Из него выпала фотография, и медленно планируя, опустилась на пол лицевой стороной вверх.
- Ну, а это что? Тоже армейский друг Лёхи? Да я бы этой красотке глаза-то сама бы за тебя выцарапала. Ни стыда, ни совести нету. Совсем обнаглела. Что она там пишет? Ага, миленький… истосковалась по тебе… целую, целую, целую… Нет, моя хорошая, вот вернётся твой благоверный от бабушки, и ты ему сразу ультиматум: мол, еду в армию с тобой, вместе с ребёночком, пусть супостатка видит, что у тебя семья есть. У-у-у бесстыжая! И как земля-то таких разлучниц на себе носит?
Верка распиналась ещё часа два. Её распирало зло за обманутую подружку, потому что сама недавно пережила такую же ситуацию – ушёл её муженёк к другой. Да добро бы ещё красивой, умной и богатой, может не так обидно было. А то, видела Верка эту разлучницу, ни кожи, ни рожи, очёчки такие кругленькие на зенки напялила, смотрит рыбьми глазами на брошенную жену, головушку свою с редкими волёнками опустила, в комнату, которую снимают, на чай приглашает, поговорить о жизни. Да видела Верка этот чай, знамо где! Хотела в харю наглую плюнуть да сдержалась. Не велика и потеря, только обидно, что её такой мымре предпочли. Но она себе ещё найдёт мужа получше прежнего!
- Вот и ты, подруженька, не расстраивайся! И мужа себе найдёшь, и ребеночка вырастим. Я тебе помогать буду. Пока маленький. А родители-то его что говорят?
- Да не верят, что у Лёши там кто-то появился.
- Ну, известное дело, сыночка своего гулящего защищают. Ладно, когда там Лёха-то от бабули своей вернуться должен? Ты мне в стенку-то стукни. Я помогу с этим кобелём разобраться.
Когда Боцман приехал домой и радостный сразу бросился к кровати сына, жена вдруг разрыдалась. Лёша не менее получаса утешал жену, чтобы добиться вразумительной причины её слёз, прежде, чем она встала и подала лежавшее на комоде распечатанное письмо и фотографию.
- Что, ещё одно? – спросил Боцман. – Ну, не козлы ли а? Ой, дошутятся, ох, я им морду-то разукрашу. И пока он выдавал свой гневный монолог в адрес друзей-шутников, приехали родители. Узнав, в чём дело, и не на один раз перечитав письмо, отец поманил сына на улицу на мужской разговор.
Вернулись они часа через два в изрядном подпитии. Боцман прошёл в спальню и начал надевать армейскую форму. Жена встала в дверях:
- И что это всё значит?
- Что значит, что значит? А то и значит, что поеду я дослуживать, всё равно мне тут никто не верит. На фига я буду воздух сотрясать своими объяснениями?
Общими усилиями его удалось уговорить не пороть горячку и мирно по-семейному пообедать. Но ночью, когда жена после близости снова расплакалась, он встал и начал собирать вещи. До поезда, который уходил почти в полдень, сидели молча. Родителям тоже решили об отъезде ничего не говорить. Вот так и прервался отпуск, в котором вместо тридцати дней Боцман был всего чуть больше двух недель.
- Козлы, поганцы, писатели хреновы, - подвёл итог своему рассказу о домашних злоключениях Боцман. – Пишите теперь ещё одно письмо, объясняйтесь.
- Да ладно, Боцман, не кипятись, - начал успокаивать Жэка. – Ну, что ты в самом деле?
- Вы, блин, ещё не поняли, что семью чуть не разбили своими шуточками? Ещё надо какие-то объяснения? – начал снова горячиться Боцман.
- Да ладно тебе, сейчас напишем. Извинимся и перед женой, и перед родителями. Стас, бери ручку, пиши. Боцман, как лучше написать: дорогая или уважаемая?
- А как хотите, так и пишите! Хоть любимая. Вы же у меня не спрашивали, как писать, когда те два письма сочиняли.
- Мы вообще-то хотели ещё и третье написать, - вставил не к месту Марат.
- Тогда бы я вас точно убил на хрен!
- Жену-то как звать? – миролюбиво спросил Жэка.
- Полина её звать. По-ли-на, - огрызнулся Боцман.
«Дорогая Полина! Простите нас, друзей Боцмана», подожди, не пиши Боцмана. «Друзей Лёши, за эту глупую шутку, которую мы разыграли с ним и невольно причинили Вам столько сердечных мук».
- Блин! Пушкин хренов! Сердечных мук… Ты просто напиши, что вы козлы, вот тогда она поверит. А то ишь, сердечных мук, сердечных мук …
« Что мы невольно причинили Вам столько сердечных мук», - повторил Жэка. - Написал? «Ваш муж Лёша очень хороший человек, замечательный товарищ и верный муж, он бы никогда не позволил себе ничего подобного. Это просто мы сами такие распущенные и по своему образу и подобию смоделировали ситуацию…»
- Ты кончай там антимонию всякую разводить! – снова встрял Боцман. – Она у меня девушка простая, ПТУ закончила, ей эту вашу хрень отродясь на нормальный русский язык не перевести. Напишите просто, что вы козлы, уроды и всё такое. И всё! Хотя, про то, что хороший человек, замечательный товарищ и верный муж, можно оставить. Ей понравится. И фотографии свои козлячьи в конверт вложите, чтобы она в лицо знала негодяев. А теперь при мне запечатывайте, чтобы опять никакого финта не вывернули. Адрес напиши, я сам завтра ротного попрошу в гарнизоне отправить, а то фиг знает, что вы тут ещё придумать можете. Всё? Готово? Доставай стаканы. Я вам, баранам, водки привёз. В рукаве шинели на КПП прятал. Думал, бутылками-то вам и буду рога козлячьи обламывать. Марат, разливай, у тебя это всегда хорошо получается. Ну, за встречу, писатели, блин!
